Предыдущие статьи цикла "Зыбучие пески памяти"
Про эгоизм и разность восприятия.
Вот еду в автобусе и вспоминаю свою беседу с психологом и его слова, что он мне сказал перед тем, как я попрощалась с ним.
Вот еду в автобусе и вспоминаю свою беседу с психологом и его слова, что он мне сказал перед тем, как я попрощалась с ним.
Сегодня на встрече я рассказала о своем разговоре с отцом. Я была девочкой-подростком, почти «ботаном», как сейчас говорят, он был умудренным жизненным опытом, вполне состоявшимся мужчиной. Я высказала папе свое непонимание его решением и свою боль, по поводу последствий этого решений.
На что, папа постарался донести мне свою правду, свой взгляд на происходящее и объяснить свое видение данного вопроса. Он возвращался к данной беседе на протяжении нескольких лет. Повзрослев, я смогла понять суть его решения, принять его самого не только в роли отца, но и в роли представителя своей профессии.
Я благодарна ему за терпение и за его заботу обо мне, благодарна, что этими беседами и объяснениями он расширил мое восприятие, что поспособствовало моему дальнейшему развитию и становлению.
Так вот, психолог мне указал на мой подростковый эгоизм и то, как мое тогдашнее восприятие на меня подействовало. Примерно он сказал следующее: «Подумайте о том, как так получилось, что ваш папа был хорош для многих, а ваша семья и вы его не принимали, не считали достаточно хорошим. А ваша подростковая «зацикленность» на себе, создала предпосылки, что вы считали, что вправе быть ему судьей, т.к. считали, что хорошо то, что вы считаете хорошим, не принимая при этом интересы другого человека в расчет». На этом мы и раскланялись.
… Еду я на автобусе через пробками забитый Калининград и размышляю. Вот спасибо, психологу, что поднял эту тему. Почему? Да вот наконец-то я увидела и оценила нечто для себя, несомненно, важное, хотя, предположительно, что направлял мои мысли он в другое русло. Но куда свернуло, туда и потекло.
И так, что же я оценила и поняла.
Той нашей беседе с папой, предшествовали два события, совершенно не связанные друг с другом, которые поставили нас по разную сторону проблемы независимо от нашего на то желания. Сначала я, вся моя семья, кроме папы, и все жители моего района оказались, скажем так, «внутри ситуации».
Мы были теми, кто не мог ни на что повлиять, просто выживали и ждали помощи. Все мы переживали общее горе, и при этом каждый страдал внутри от своей личной или семейной трагедии. Горе было очень большим, а личные трагедии невыносимыми. И все мы были заложниками той ситуации.
И никто не знал и не мог объяснить, как долго она будет продолжаться. Мы ничего не решали, кроме одного, как прожить это время, когда ты ничего не можешь изменить и повлиять на ход событий: борясь, помогая друг другу или плыть по течению и стенать, давясь жалостью к себе и тонуть в отчаянии.
Нам, маленьким детям (мне на момент трагедии было 6 лет) объясняли, что всех спасают, кого можно, никого не бросят, что партия и правительство нам помогают. И да, нам помогли отстроить город, район, расселили нас по квартирам, провели газ и воду, электричество. Эту проблему решили тогда, как могли и если честно, очень хорошо для того времени.
Но мы остались все на территории массовой трагедии. И пришли эпидемии, они были подобны волнам прилива…
Правительство приняло меры, именно те, которые принимают при эпидемиях. И все мы оказались внутри проблемы еще раз. И снова ждали, когда и эта ситуация закончиться.
А при этом многие болели, что увеличивало силу общих страданий и углубляло переживание личных трагедий.
Я жила среди тех, кто осиротел, овдовел, потерял детей, родных, друзей и близких… Материальные потери были не в счет, о них даже и не вспоминали. Болезни, увечья не рассматривались как что-то страшное и безысходное. Все были растеряны, молча страдали, восстанавливали город и район и учились жить заново.
Я была шестилетней девочкой и на тот момент усвоила «восприятие изнутри». Познала боль и трагедию личных потерь. Иное мне было не ведомо.
А мой папа имел другой опыт. Совсем в другом географически расположенном районе нашей планеты он был на стороне тех, кто «был снаружи» и определял, кого спасать, а кем предстоит пожертвовать, ради жизни всех остальных. Мы с ним решали разные проблемы по своей масштабной значимости. Но с трагедией, болью и потерями столкнулись оба, в разных масштабах и с разного угла восприятия.
Через несколько лет, после того, как эпидемии утихли и мероприятия по их предотвращению были отменены, я решилась на тот разговор с папой и спросила его как подросток, прямо и в лоб о том, как он смог послать на верную смерть людей, ведь он знал, что будут сироты и вдовы, будут безутешные матери и сломанные судьбы…
Осудила ли я тогда отца? Нет, я просто хотела понять, что им двигало, что лежало в основе его решений, на что он при этом опирался, и что спасало его от той внутренней боли, которая затем обрушивалась на него.
В ответ я увидела взгляд. Его глаза стали подернутыми белой пеленой, подобной пеплу, а взгляд его был обращен куда-то внутрь, а не во вне. Я уже видела такие взгляды не раз в своей жизни. Мне в лицо смотрела скорбь, которой никогда не будет предела…, так смотрят матери, потерявшие своих детей.
Но кроме скорби в его взгляде было что-то еще, неясное мне, то, что делало его не мучеником, а стоиком, давало возможность жить, жить деятельно.
Как я уже писала выше, папа потратил много времени и сил, и смог мне все разъяснить: он обсуждал со мной схожие поступки исторических личностей различных эпох и подробно посвящал меня в то, что каждого из них двигало на те или иные решения; просматривал со мной и обсуждал множество художественных фильмов на подобные темы; предлагал прочесть книги, а затем устраивал диспут о поступках главных героев; приводил примеры из жизни ученых и исследователей.
Наиболее всего, мне запомнился наш совместный просмотр телефильма «Горячий снег». Я увидала такой же взгляд, как у моего отца, у генерала, вручающего в конце фильма ордена уцелевшим в той кровавой мясорубке бойцам со словами: «Все, что могу». Вот тогда, именно в тот момент и пришло осознание, почему эти люди, подобные генералу истинные стоики.
А потом был еще один многосерийный телевизионный фильм, в конце которого, один из героев фильма который раз остается в живых, потеряв всех своих друзей-товарищей. Я помню и его взгляд: растерянный, отстраненно-отупевший, переполненный болью потерь. А еще в нем сквозило то ли чувство вины, то ли обреченности, сложно сказать мне сейчас. Но я увидела его хоть и победителем, но со сломанным внутренним стержнем.
Много чего мне смог показать мой папа за время этих наших бесед. Несомненно, что мое восприятие расширилось, я научилась видеть одну и ту же проблему под разным углом, я стала учиться принимать и понимать разных людей с их разными решениями, мнениями, образом мыслей.
А еще я сделал свой выбор, как жить и какой мне полезно быть. Конечно, данные беседы очень повлияли на мое развитие и выбор жизненного пути, но многие детские травмы все же продолжили жить внутри меня, ожидая своего времени и того, кто будет мне помогать от них избавляться.
Теперь я готова к встрече с психологом, я точно знаю, что скажу ему в следующий раз. Я скажу, что искренне ему благодарна и поделюсь своими открытием: пусть я и была отстраненным и закрытым подростком, но не обвиняла отца – это первое, а второе – видя, что все живут по разному, я хотела понять и узнать, что им в этом помогает, что помогло бы мне научиться видеть себя и свою жизнь не только «изнутри», а еще и под разными углами восприятия.
Эх, вот интересно, а что же он скажет потом?!
Автор: Гутярь Светлана Владимировна
P.s. 11 ноября состоится первое занятие на курсе по работе с детскими травмами ШАГ ВПЕРЕД, приглашаем всех желающих принять участие тренниге. Подробнее по ссылке https://www.b17.ru/trainings/shag_vpered/
Комментариев нет:
Отправить комментарий